Александр Пермяков, 50 лет, отец шестерых детей, директор одного из предприятий города, прихожанин православного храма.
— По вашему мнению, сейчас идёт война или «спецоперация»?
— Я думаю, что спецоперация скоро перерастёт в войну, потому что взрывы уже звучат на территории России, в приграничных к Украине территориях. Потихонечку Америка подтаскивает вооружение, которое стреляет на дальнее расстояние.
— Вы пойдёте воевать, если получите повестку?
— Если скажет Родина — пойду. Я сам наполовину украинец. Моя мама родилась на Украине. В Хмельницкой области, селе Мыслятино. Она сюда приехала, замуж вышла и перевезла родителей. У нас вообще в жизни не было, в детстве, чтобы о русских говорили плохо. Хотя она с Западной Украины. У нас никогда не было такого, чтобы мы украинцев не любили. Мы всегда к ним относились хорошо, всегда любили Украину.
Бабушка всегда, до самой смерти, разговаривала по-украински дома. Прабабушка тоже. Они все сюда переехали и разговаривали по-украински дома. Они русский плохо знали.
— Что вы будете делать на фронте, если отправят?
— В чём-нибудь пригожусь. Я же спортсмен, парень, который должен защищать. Я же понимаю, что должен исполнить обязанности, о которых мне президент говорит.
— Но ведь придётся убивать людей.
— Я понимаю это. Я же не поеду туда патроны заряжать.
— Вы же христианин. Как это совместимо?
— Церковь благословляет.
— Убивать?
— Почему убивать? Защищать свою Родину, русских. Донецк, Луганск — это русские люди.
— А украинцы?
— Какие украинцы?
— Ну а кого убивать?
— Сейчас вот показывают: в Изюме половина вообще иностранцы. Есть негры, есть ещё какие-то… Грузины. Кого только там нет! Это что тоже украинцы?
— Ваши родственники — украинцы. Вы поедете туда убивать?
— Президент скажет — поеду! Ну а что делать? У меня друзья уже уехали.
— Для вас Донецк и Луганск — это Россия или Украина?
— Они всегда были в составе Украины и никогда не были против, пока их не стали притеснять. Думаю, что Херсон, Донецк и Луганск после того, как Путин даст поддержку, будут русскими. Потому что если они не угодны своей власти, если их уничтожают, мы же не можем от них отказаться.